Иван Грозный (Правда о Первом Русском Царе)  

Боханов А.Н. Царь Иоанн IV Грозный. М.,2008.–с.352. С.4-12.

Александр Николаевич Боханов— современный российский историк. Доктор исторических наук, ведущий сотрудник Института Российской истории РАН, профессор, в научном багаже которого сотни статей, более сорока монографий и учебников для школ и высших учебных заведений.

В январе 1547 года Иоанн Васильевич в Успенском соборе Московского Кремля венчался на Царство, став первым Царем в русской истории. Это был не просто выбор новой властной атрибутики; это было признание всемирной миссии Руси. Теперь, и де-факто и де-юре, функция Священного Царства, некогда принадлежавшая Константинополю, перешла к Москве. Идея «Вечной Империи» нашла новое историческое воплощение в образе Московского Царства и Московского Царя.
Отныне Русь — не просто государство; но в первую очередь исполнение мессианского задания, ниспосланного Всевышним Вечной Империи: евангелизации рода человеческого и приуготовления его ко Второму Пришествию. По словам знатока русской духовной традиции, «Империя есть форма государственно-политического служения Богу. Религиозный смысл её — создание для всех входящих в Империю народов своеобразного "пространства спасения"... Россия— уже Царство, Москва — уже Рим, София Константинопольская — уже перелетела на Русь и стала Огнезрачной Софией русских икон».
Как написал в этой связи Митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев, 1927—1995), «Воцарение Грозного стало переломным моментом русского народа — как народа-богоносца, русской государственности — как религиозно осмысленной верозащитной структуры, русского самосознания — как осознания богослужебного долга, русского "воцерковленного" мироощущения — как молитвенного чувства промыслительности всего происходящего. Соборность народа и его державность слились воедино, воплотившись в личности Русского Православного Царя».
Провиденциальная мессианская миссия Московии, так явно ощущаемая людьми середины XVI века, явила новое русское национально-государственное мировоззрение, поднимавшее Русь на особое место в мировом ходе времен. Русская эсхатология, русские упования отнюдь не сводились к ожиданию конца света; это было осознание открывшегося бескрайнего пути нравственного самосовершенствования, молитвенного усердия, истинно¬го благочестия. Ведь Сам Бог ниспослал Руси всемирную роль, тяжелейшее бремя ответственности и долга — быть Его уделом. И вполне закономерно, что страна, вослед за Святой Землей, начинает именоваться Святой Русью. Это был идеал, это — предел стремления русского социума XVI века. Других примеров подобного возвышенного, надмирного восприятия не государства, а земли в мировой христианской истории не существует.
Эсхатологическое ощущение времени чрезвычайно важно учитывать при характеристике мировоззрения Царя Иоанна, насквозь пронизанного экстремальным порывом, сверхличностным устремлением в сакральную высь. Он всю свою сознательную жизнь стремился служить Богу и видел предначертания Промысла там, где другие разглядеть Волю Божию были не в состоянии. Сохранившиеся документы и свидетельства подтверждают: миро¬ощущение Первого Царя всегда было кафоличным (вселенским) и эсхатологичным (мироконечным).
Подавляющая же часть историографии как отечественной, так и зарубежной, взращенная в линейной системе позитивистско-материалистических координат, традиционно игнорирует подобную духовно-душевную организацию человеческой личности. Потому и возникают бесчисленные одно¬мерные примитивные схемы, модели и описания, часто говорящие не о героях истории, а только об узости понятийного и смыслового горизонта самих авторов. При линейном взгляде на поток времени происходит не только сужение и «приземление» исторического горизонта, но и подмена исторического смысла.
Подобная аберрация зрения обусловлена гносеологическими причина¬ми. Как точно выразился один из современных исследователей, «современному сознанию, в большей степени рационалистическому и даже атеистическому, совсем не просто проникнуть во внутренний мир человека, живущего совершенно по другим за¬конам. По законам глубоко религиозно-мифологическим». К данному наблюдению позволено будет сделать небольшой корректив. Современному человеку не только трудно воссоздать и почувствовать мир почти пятисотлетней давности, но во многих случаях у него отсутствует и желание постигать иную, не только временную, но и духовную реальность. Если применительно к обычному человеку такой самодовольный подход к прошлому понятен и объясним, то для историка он губителен. Образно говоря, историк вместо «реставратора» становится «искусствоведом», начинает рассматривать якобы первичную картину, не замечая, что она вся закрыта поздними наслоениями. Такая, с позволения сказать «исследовательская методология», неизбежно ведет к фальши и примитивизации минувшего...
Находясь всю свою сознательную жизнь в роли правителя Руси, Первый Царь запечатлелся в истории многими делами. Оценка этой деятельности разнится — тут наличествуют прямо противоположные умозаключения, но общий итог не подлежит сомнению. Иоанн Грозный фактически создал единое Русское Государство, мощь и значение которого никто уже не мог отрицать.
Если рассмотреть государственную деятельность Иоанна с беспристрастной точки зрения, то, несомненно, свершения превышают все прочее. Потому и речь надо вести о выдающемся историческом политическом деятеле, осуществившем грандиозную трансформацию довольно рыхлого и замкнутого государства в великую мировую державу.
Эпоха Иоанна Грозного — совсем не только и не столько «репрессии» и «тирания», но огромный потенциал обретений в области государственно-культурного созидания. За время Иоанна территория государства увеличилась в два раза, достигнув 5,4 млн квадратных километров; Россия утвердилась в Поволжье, в Сибири, на Северном Кавказе. Численность населения выросла почти наполовину и приблизилась к концу его царствования к 12 млн чело¬век.
Была проведена реформа государственного управления, судопроизводства (Судебник 1550г.), земская реформа; созданы первые регулярные воинские подразделения (стрельцы). По распоряжению Иоанна основано более ста монасты¬рей, построено около пятидесяти церквей, в том числе и такие шедевры архитектуры как собор Покрова Пресвятой Богородицы в Москве или иначе — Храм Василия Блаженного. За время Иоанна были канонизированы десятки Угодников Божиих, был проведен Стоглавый собор, регламентировавший церковную жизнь. Появились первая типография, первые печатные книги, первые корабли на Белом море...
Во многих же сочинениях акцент делается не на достижениях — здесь все ограничивается общими фразами, а на личности Первого Царя. Ему предъявляются бесчисленные претензии, выносятся безапелляционные обвинения морально-этического порядка, вплоть до признания его «душевнобольным». Тем дело часто и ограничивается.
Еще в XIX веке в историографии был, как бы канонизирован однозначный и крайне отрицательный взгляд на Царя Иоанна; уже в это время он — устоявшийся аморальный жупел. Для «первого историографа» Н.М. Карамзина (1766—1826) здесь все ясно и определенно: Грозный — «кровавый тиран», «деспот», крушивший все и убивавший по своей прихоти, руководствуясь только личными порочными наклонностями. В своей «Записке о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях» (1811) историограф вынес краткий, но беспощадный вердикт.
«Иван IV, быв до 35-ти лет Государем добрым и, по какому-то адскому вдохновению, возлюбив кровь, лил оную без вины и сек головы людей, славнейших добродетелями. Бояре и народ в глубине души своей, не дерзая что-либо замыслить против Венценосца, только смиренно молили Господа, да смягчит ярость Царёву, сию казнь за грехи их! Кроме злодеев, ознаменованных в Истории названием опричнины, все люди, знаменитые богатством или саном, ежедневно готовились к смерти и не предпринимали ничего для спасения жизни своей!».
Дискредитация принимала порой форму вопиющих курьезов. В 1862 году, 8 сентября, в Новгороде состоялось открытие и освящение грандиозного монумента: «Тысячелетие России». Памятник был выполнен по проекту архитектора М.О. Микешина и скульптора И.Н. Шредера. Этот шедевр до сих пор украшает Софийскую площадь древнейшего города. Огромная колоколообразная композиция насчитывает 128 фигур выдающихся деятелей истории: от Святых киевских князей, Ольги и Владимира, до Императора Николая I.
Памятник поражает своей импозантной имперской статью. Поражает он и тем, что в числе государственных деятелей отсутствует фигура Первого Царя. Почти пятьдесят лет правления Иоанна Грозного «выпали» из бронзовой летописи. Правда, здесь помещены изображения первой жены Грозного Анастасии Романовой и царских сподвижников: Сильвестра и Адашева. Самого же Иоанна IV здесь нет. Авторы проекта и «высочайшая комиссия» во главе с Императором Александром II, принимавшая его, сочли «неуместным» помещать изображение Первого Царя.
К тому времени возобладало мнение, что Царь Иоанн — чуть ли не «чудовище во плоти». Об этом так уверен¬но говорили и историки, и все прочие «знатоки прошлого». Как с долей иронии заметил один из авторов, «Грозного не обличал разве что ленивый».
При этом почему-то никому не приходит в голову применять ранжир моральной нетерпимости к другому известному деятелю — Петру I. Любой мало-мальски сведущий человек не может не знать, что «террора» и «деспотизма» при Первом Императоре было отнюдь не меньше, чем при Первом Царе. Да и жизней он куда больше погубил. Можно даже уверенно говорить о том, что Петр Алексеевич во всех, буквально во всех отношениях фигура значительно более морально нетерпимая, чем Иоанн Васильевич. Между тем его пиететно всегда величали «великим», и, конечно же, фигура Петра I заняла ключевое место на монументе «Тысячелетия России»...
Всегда находились люди, не согласные с подобной одномерной и одноцветной оценкой личности и дел Иоанна Грозного. Но их голоса мало кто хотел слышать; во всяком случае, на общественные представления мнение несогласных заметно не влияло. Как выразился русский историк С.М. Соловьев (1820—1879), «явилось мнение, по которому у Иоанна должна быть отнята вся слава важных дел, совершенных в его царствование, ибо при их совершении Царь был только слепым, бессознательным орудием в руках мудрых советников своих — Сильвестра и Адашева».
Историк К.Д. Кавелин (1818-1885), стараясь рассматривать исторические эпохи не изолированно, как то делал Н.М. Карамзин, а в едином потоке временных взаимосвязей, признавал, что наступившая через двадцать лет после смерти Грозного в начале XVII века Великая Смута, когда погибли сотни тысяч людей, а государство фактически было сокрушено почти до основания, увидел в том оправдание жестких и жестоких мер Царя Иоанна Васильевича. В этот трагический момент главными разрушителями Руси стали те самые боярско-вельможные родовые кланы, к которым так беспощаден был Первый Царь.
«Сблизьте с эпохой смут фигуру Грозного, — восклицал Кавелин, — и она предстанет перед вами в трагическом величии. Значит, однако, не одна кровожадность и подозрительность заставляли его лить токи крови! Он чуял беду и боролся с ней до истощения сил».
Один из современных биографов Грозного, пытаясь рассмотреть личность и дела этого правителя вне рамок старой идеологической схемы, признавался: «Приходится честно сказать читателю, что на вопрос об историческом значении деятельности Ивана IV мы до сих пор не имеем окончательного ответа. Остается лишь надеяться, что его могут принести труды новых поколений исследователей».
Еще раньше известный русский историк С.Ф. Платонов (1860—1933), уделивший много внимания и времени изучению эпохи Грозного, констатировал, что большинство характеристик и оценок Царя, даже «если они остроумны, красивы и вероподобны, всё-таки произвольны: личный характер Грозного остаётся загадкой». Он признавал, что «в биографии Грозного есть годы, даже целые ряды лет без малейших сведений о его личной жизни и делах».
С тех времен ситуация мало изменилась; никаких принципиально новых документальных свидетельств в обращение не поступило. Тем не менее, количество сочинений все растет, а «Грознениана» пополняется все новыми и новыми произведениями, большая часть которых — лишь перелицовка давних мировоззренческих схем.
Иногда в литературе можно найти вообще вопиюще-примитивные суждения, квалифицирующие Грозного земным воплощением «антихриста». Подобные «аллюзии» к истории отношения не имеют, как не имеют они ничего общего и с христианским миропониманием. Здесь нечего обсуждать или опровергать по существу, так как это экстракт абсолютного духовного невежества.
Совершенно абсурдным выглядит и другой антиисторический тезис, гласящий, что Грозный стал родоначальником «тоталитарного террора» (мнение А.Янова). Невольно хочется посоветовать подобным «знатокам», прежде чем браться за перо, хотя бы азы политико-исторические освоить...
Органическая слабость многих сочинений не в незнании фактов как таковых, а в том, что факты эти приводятся в отрыве от общих условий и обстоятельств времени. Иными словами, игнорируется исходный принцип по¬знания прошлого — чувство историзма; из живых людей определенного времени со всеми их слабостями, достижениями, успехами и неудачами делаются некие надисторические мрачные истуканы.
Иоанн Грозный был человеком XVI века, он был не просто правителем, а правителем в Государстве-Церкви, каковой в ту эпоху являлась Русь-Московия. Неприятие духовной первоосновы русского бытия приводит к тому, что даже сведущие историки позволяют себе писать невообразимое. Иоанн же Васильевич был с рожде¬ния и до смерти православным; никогда не отклонялся от веры в Иисуса Христа. Как заключал митрополит Петербургский Иоанн: «В 1584 году Царь мирно почил, пророчески предсказав свою смерть. В последние часы земной жизни сбылось его давнее желание — митрополит Дионисий постриг Государя, и уже не грозный Царь Иоанн, а смиренный инок Иона предстал перед Всевышним Судией, служению Которому посвятил он свою бурную и нелегкую жизнь».
Однако подобных случаев исторической духовной реконструкции личности Иоанна IV единицы. Примеров же аберрации исторического зрения — тьма. Сошлемся еще на один показательный случай.
Американский историк Джеймс X. Биллингтон, много лет посвятивший изучению России и ее культуры, писал: «В страсти Ивана к абсолютному господству, как в церковной, так и в гражданской жизни воплотился цезарепапизм, превосходящий что-либо бывшее в Византии...»
Что это: элементарное незнание или идеологический ангажемент? Думается, что второе предположение более обоснованно. Историк, занимающийся русской историей многие годы, не может не знать, он обязан это знать, что никогда — ни до, ни при Грозном, ни после — русские Великие князья, Цари и Императоры при жизни не обожествлялись и на них и им никогда не молились. Потому на Руси никакого «цезарепапизма» не существовало и в помине.
Прекрасно зная, что многие другие правители творили куда более масштабные кровавые дела, американский автор прибегает к исторической фальсификации, заключая: «Слишком велико, однако, отличие Ивана от современных ему Тюдоров или Бурбонов, чтобы просто


Познакомься с народом

Хостинг от uCoz